Дождь со снегом. В такую погоду город становится еще более мерзким, чем есть на самом деле. Каждый шаг поднимает облако грязных брызг. Снег бьет в лицо не переставая, с нечеловеческим упорством пытаясь сорвать и унести прочь хотя бы микроскопический кусочек кожи. Чувство неизбежности накатывает волной, заставляz волосы на загривке подниматься дыбом. Или это только озноб? Да и о какой вообще неизбежности может идти речь? Все-таки прав был доктор - я должен пить таблетки, иначе у меня в голове все путается. Люди идут со мной, люди идут навстречу мне. Такие же темные и серые как и весь этот город. Можно залюбоваться на ту осторожность, с которой каждый из них избегает прикосновений. Будто вымокшие под мокрым снегом, перепачканные вонючей грязью, они могут запачкаться, коснувшись человека. Кто знает... Возможно, они очень близки к истине. Мама ведет дочку-малютку за руку. Вот для кого в мире остались краски, и вот кто их дарит миру. Широко распахнув свои голубые глаза, она смотрит на все вокруг, впитывает, вбирает как губка. Наверняка там, в ее маленькой головке все совсем по-другому. Это было так давно, что я уже и не вспомню каково это - быть маленьким. Не удивлюсь, если там скачут единороги, которым феи заплетают гривы в косички. Не хочется даже на секунду задумываться, что эту девочку завтра могут найти в полиэтиленовом мешке в сточной канаве. Или о том, что послезавтра она станет игрушкой любителя малюток. А может быть ей настолько повезет, что она вырастет и станет проституткой высшего класса. А может быть ничего из этого не произойдет, Просто серо-черный мир хлынет в нее, как болотная жижа, вливающаяся в рот утопленника и потушит этот внутренний свет. И она станет похожей на свою мать. "У меня изящные ножки," - говорит каждый ее шаг. "У меня славное тельце и я знаю, что с ним делать," - говорит поворот ее бедер. "Я могу подарить тебе неземные удовольствия,"-шепчет ее рот. "Только забери меня! Возьми меня под свое крылышко! Сними с меня ответственность за мою никчемную жизнь и делай со мной все, что хочешь!" Определенно, ей нужны темные очки. Даже во время секса. Дочь дергает ее за руку. Она поворачивается. В ее взгляде читается весь спектр переживаний от "зачем я тебя родила, маленькая дрянь?" до "ты ж мое золотце". Но вместо слов она лишь одергивает свою дочурку и идет дальше.

 Не хочется об этом задумываться. Но я задумываюсь. "Вин", - говорил мне кто-то из случайных собутыльников, - "Да не бери ты в голову!" А куда, куда, спрашивается, мне брать, если не в голову?! Нет-нет-нет, я совсем завожусь на пустом месте, это не дело. Глотаю таблетку. Отличный рецепт: на треть - препарат, на треть - мокрый снег, на треть - вера в то, что это поможет. Как там называют это высокоумные лбы? Плацебо? Как и все, что нас поддерживает. Чем инстинкт самосохранения не годится на роль плацебо? Те же шоры, которые позволяют нам жить, держаться, двигаться вперед. Даже если вперед означает вниз по реке, к водопаду.

Город часто сравнивают с джунглями. Так оно и есть - в большинстве случаев никому до тебя нет дела. Исключение делается только в тех случаях, если тебя едят, или если ты кого-то ешь, а заодно для тех, кто дерется за территорию. Да, еще самки. Но обычно, если кто-то выказывает к тебе небезразличие - это не к добру. Вот и сейчас хлипкий хлыщ в запотевших очках отлепляется от стены и направляется за мной следом. Паранойя не мой вариант - уже третий раз сворачиваю в никому не нужные проулки, а он все еще сидит у меня на хвосте. Все-таки приятно общаться с наемными убийцами - что бы ты с ними ни делал, совесть останется спокойной. За очередным поворотом моего незваного попутчика ожидает  неприятный и весьма увесистый сюрприз. Обшариваю его карманы - чтобы уравнять шансы он взял стилет. Бывает. Он очень приятный молодой человек и после первого же пинка начинает рассказывать грустную историю своей жизни, а после второго - резко ускоряется и добирается до имени заказчика. Шелли. Он повторяет это имя несколько раз, несмотря на новые пинки. Да... я  удивлен примерно также, как если бы мне сообщили, о том, что мою смерть заказала панда из центрального зоопарка. Придется навестить Шелли, возможно, получится через нее выйти на милого человека, жаждущего моей смерти.

Шелли открывает мне дверь. В ее глазах - смесь изумления и испуга. Бедняжка, с ее наивностью не удивительно, что она не ожидала провала киллера. Когда Шелли за рулем и ее останавливают копы, она совершенно искренне интересуется, что же она нарушила. По той простой причине, что о существовании правил она лишь смутно догадывается. Эта куколка смотрит на меня и ждет, когда ее ударят. По внешности, равно как и по состоянию ума, она действительно кукла - в ней нет собственных мыслей, да и самой жизни не так уж много, но смотрится она прекрасно, нужно отдать ей должное. Огромные глаза и пухлые губки делают ее лицо притягательным для поцелуев, а стройная фигура так и требует объятий. Она ждет моего удара, но я знаю, что стоит ее ударить и процесс допроса затянется - ведь куклы привычны к боли, непослушные дети, с которыми им приходится общаться, то и дело таскают их за волосы, пинают и валяют по полу. Но так уж сложилось, что я знаю маленький секретик большой куклы. Я запускаю руки в ее под мышки. Мгновение она держится, пытается преодолеть нахлынувшие ощущения, она забавно морщит носик. И буквально тут же сгибается пополам, захлебываясь тонким, иногда взвизгивающим смехом, пытаясь увернуться от моих рук. Бедняжка, ей сейчас непросто. Она неистово отбивается локтями, хотя и абсолютно безуспешно. Изнемогая от смеха, она окончательно оказывается на полу и перекатывается по своему белому пушистому коврику. Забавно. Теперь можно и поговорить. Быстро и конструктивно.
- Кто?
- Джинджер.
Я останавливаюсь, словно оглушенный. Призрак из прошлого. Призраки постоянно о себе напоминают, иначе они бы и не были призраками, верно?
Шелли, пользуясь выдавшейся передышкой распласталась на ковре. Ее дыхание тяжело, грудь высоко поднимается и опускается, словно она только что закончила свой очередной "забег". Значит предстоит разбираться с Джинджер. Но сначала закончим здесь. Из кармана пальто я извлекаю скотч - в современной жизни без него не стоит выходить на улицу, уникальное и универсальное творение человечества. Когда я начинаю обматывать руки Шелли, она начинает вырываться. Я предостерегающе качаю головой и пробегаю пальцами по ее ребрам, напоминая, что я могу вновь начать делать. Теперь она спокойнее позволяет связать ей руки, щиколотки ног. Я привязываю ее скотчем к дивану, разумеется в несколько слоев, заклеиваю рот, сделав несколько отверстий для дыхания, разумеется, оставляю ее нос свободным. Я ведь не планирую убивать бедняжку. В моей руке щелкает нож. Глаза Шелли расширяются еще больше и, кажется, сейчас выскочат из орбит. Я распарываю ее футболку и, мельком полюбовавшись открывшимся телом, отправился на кухню. Возвращаюсь я уже с содержимым холодильника и аптечки. Шелли вопросительно смотрит на меня. Пожав плечами я вскрываю пакет молока и планомерно обливаю ее грудь, живот, подмышки. Открываю пару склянок с ароматными успокаивающими травками и обильно подливаю их сверху.
- Ты ведь по-прежнему держишь кошку? - очень ласково спрашиваю я. В ее глазах непонимание постепенно сменяется ужасом. А черная бестия оказывается уже рядом с ней. Не веря своему счастью, зверушка проводит язычком по боку хозяйки, вызывая настоящие конвульсии. Сквозь скотч слышится полумычание-полусмех. Какое-то время я наслаждаюсь видом бедняжки, выгибающейся дугой. Она такая чувствительная. Особенно, когда кошка добралась до ее подмышек. Впрочем, есть дела и поважнее. Иногда пару следует оставить вдвоем наедине, так я и поступаю.

Джинджер. Я поступил с ней очень плохо. И поступил с ней как мужчина. Частенько одно и другое неразрывно связаны. А может быть я опять все путаю. Кто знает, возможно я вообще ничего не понимаю в жизни своей избитой, прокуренной головой. Три месяца мы были вместе. А потом... К черту! Главное, что сейчас она присоединилась к тем, кто жаждет меня убить. И мне придется узнать у нее, кто же за всем этим стоит. Нужно приготовиться. Я захожу в магазин. Набор в моей корзине вызывает у продавца сдержанную улыбку. "Семейный подкаблучник," - думает этот холостой и независимый мужчина, который начинает капать слюной на асфальт если мимо него проходит девушка чуть красивее свиноматки. Или ходящий под себя при одном окрике босса. Впрочем, пусть порадуется. Хоть чему-то.

Джинджер не потеряла форму. Я стесняюсь ее беспокоить звонком и вскрываю дверь. Хоть она только что вышла из ванной, вся распаренная и расслабленная, накинув на себя банный халат, она успевает надавать мне несметное число тумаков прежде чем мой удар ее все-таки сбивает с ног. Наверное доктор прав - я ненормальный и мне надо пить таблетки, но я ничего не могу поделать со своей страстью к связыванию. Поэтому, когда девушка приходит в себя, пошевелиться у нее уже нет практически никакой возможности. Все-таки она настоящей воительница - даже сейчас, оставаясь абсолютно беспомощной, она мечет на меня яростные, вызывающие взгляды.
- Хочешь знать, кто тебя заказал? Не дождешься! - выплевывает она.
- Да, мне некогда ждать, поэтому попробую спросить тебя иначе.
Я достаю из кармана... Хм... Не знаю, что я достаю из кармана. По мне, так это тонкий брусок шлифовальный. Но девушки почему-то трут им пятки. В этот раз я сам все сделаю. Я медленно провожу бруском по ее стопе. Джинджер сжимает губы. Знаю, что она будет сдерживаться столько, сколько сможет. Мои движения становятся быстрее. В ее лице я замечаю какое-то необычное движение. Ну конечно, закусила щеки изнутри. Добавлю-ка жару - брусок отправляется в путешествие между пальчиками. А вот и награда - хохот Джинджер, мягкий и глубокий, который я стал уже забывать. Я продолжаю работать бруском, а Джи хохочет, хохочет, хохочет.
- Не хочешь мне рассказать кое-что? - мягко интересуюсь я, видя, что из глаз у нее уже текут слезы. Она лишь бессильно мотает головой. Значит пришло время добить ее. Брусок останавливается. Ее тело, до этого напряженное, расслабленно опадает. Но тут же сжимается в комок, когда до ее слуха доносится звук включенной электрической зубной щетки.
- Нет, ты жене сделаешь этого!
Но я сделаю. Глупо было ожидать, что я забуду. Я оседлал Джи, мне приятно видеть как расширяются ее глаза, пока я не спеша подношу щетку к ее шее. Мерно и неотвратимо она движется вверх-вниз, и смех Джинджер сменился истерикой в ее же исполнении. Если до этого она смеялась словно всполохами, то теперь смех льется непрерывным потоком, над которым она не властна. В этом потоке смешались смех, слезы, проклятия, мольбы о пощаде.
- Это я! Я! - наконец кричит она. Я в очередной раз впадаю в ступор. Последующие десять минут мы кричим друг на друга, каждый о своем. Я кричу, что на хвосте у меня сидели копы, что не имел права ее подставлять под удар, что должен был исчезнуть из ее жизни навсегда. Она кричит о том, что я бросил ее, что она вынесла потом столько страданий, что лучше бы она погибла, но была бы вместе со мной. Мы кричим друг на друга. Швыряем друг в друга обвинениями. И с каждым оскорблением чувствуем друга друга все более близкими. Совершенно незаметно и лица наши сближаются. Она, как и раньше, впивается в мои губы и я целиком отдаюсь своей страсти. Щелкает нож, разрезаются путы. И с этим щелчком окончательно рвутся преграды, вставшие перед нами в прошлом.
- Мы ведь больше никогда не расстанемся? - в ее глазах надежда.
- Никогда, - может в этот момент я и лгу, но лгу от чистого сердца. Хотя я все равно все всегда путаю.